8.
На следующий день с утра пораньше Григорий Иванович оценивал масштабы бедствия – осматривал ЮМЗ на предмет работоспособности. По истечение двух часов они с Петей составили список необходимых запчастей.
– Не так страшен черт, – констатировал Лиса.
Действительно, трактор даже почти сразу завелся. Гидравлику они проверять не стали – было видно, что некоторые шланги отсутствуют вовсе, а присутствующие – негодны. Ради интереса, да и для более быстрого ремонта, Гриша расспросил Серегу Шалагинова, который работал три года назад на этом ЮМЗ, в чем же заключалась причина постановки трактора на задний двор.
– Так шланги кое-где подпускать начали. Пускач чего-то забарахлил, сцепление не держало. Короче – нужна был ремонт небольшой, но тут меня на новый бульдозер посадили, и не кому стало заниматься.
«Вот все у нас так – не мое – не жалко. Три года назад за смену бы все наладил, а теперь дня три возиться» – думал Кот, шагая к председателю.
– Здорово, Никандр Нилыч! Вот список запчастей, требование на склад оформи.
– Здорово! Повезло тебе, Гриша, – глядя в список, сказал председатель, – Нет худа без добра. Из-за комиссии теперь все это на складе есть.
– Точно, повезло. Как шведам под Полтавой.
– Ладно тебе. Давай, проект посмотри.
– Так что проект. Вот экскаватор запущу и посмотрю.
– Когда сможешь?
– Думаю, дня три. Может раньше – как пойдет. Ты трубы пока подвози, железо на емкость. Варить ее, как понимаю, на месте придется. Ладно, бывай.
В итоге Григорий с откомандированными к нему Петром и Пашкой запустили и проверили экскаватор к концу следующего дня. Пашка даже кабину и бензобаки покрасил заново, а Лиса на одном из них нарисовал мощного такого крота в строительной каске. Крот улыбался из-под круглых очочков и призывно махал лапой-ковшом, всем своим видом призывая: «Айда, братва, копать»!
Гриша ознакомился с идеей проекта. Вообще, это была скорее схема, с небольшими выкладками по объему емкости, ее весу и расчету нагрузок на балки, на которых она будет стоять. Сложным в этом всем представлялось только то, что емкость нужно было установить на высоте около тридцати метров от земли, предварительно, каким-то образом, положив в оконные проемы последнего яруса колокольни швеллера, которые создадут сварную конструкцию – площадку для нее.
Выехав на место вместе с бригадирами плотников и наемных сварщиков, решили одновременно копать канаву, чтобы соединить и переключить раздаточный узел старой водонапорной башни на новую и сваривать предварительно гнутые стальные листы для емкости. Длина канавы – 130 метров. Варить емкость решили на лесах, установив их на крыше первого яруса колокольни, поднимая листы туда на лебедке – места там было достаточно.
– Григорий Иванович, за сколько траншею прокопаешь?
– Дней десять, если без сюрпризов.
– На леса, Михалыч, даю два дня. Смотри, чтобы под низом емкости потом швеллера трехсотые пустить можно было. Сварщики пока пусть занимаются лестницами и заготовками для площадки вокруг емкости.
– А почему сразу на площадке из швеллеров не сварить? – желая упростить себе жизнь и общую задачу, спросил бригадир сварщиков.
– Потому, что леса все равно ставить – как трубы то потом подведешь? И дно емкости на протечку проверять сподручнее, до того, как ее окончательно установим. После установки емкости ведете трассу внутри бетонных коробов. Вот фронт работ, поехали, о вашей цене договоримся.
– Мал трехсотый, по-моему, – подал голос Гриша, беспокоясь о толщине швеллера.
– Нормально, расчет спецы делали. Там, если помнишь, есть перелив на двух третьих высоты – она полностью наполнится может только, если его специально перекрыть. А кокой дурак это делать станет? Григорий Иванович, а короба бетонные сможешь укладывать экскаватором?
– Так они ж небольшие, думаю – смогу.
В общем, начал Гриша копать канаву от колокольни к водонапорной башне. Метров десять прошел и стали попадаться сначала понемногу, а потом в каждом практически ковше человеческие останки – кости, черепа, многие еще с волосами. Он понял – кладбище церковное тут до революции было. И жутко ему стало и противно, особенно, когда на ковше повис практически полностью сохранившийся скелет – половины одной руки только не хватало. Он аккуратно опустил обратно в канаву останки и пошел вместе с Лисой к Никандру. Что-то надо было решать – нельзя же просто вывалить все останки на отвалы, а потом ими же снова канаву завалить. Порешили вырыть на краю кладбища яму и свозить на тачке попадающиеся черепа и кости туда – будет, как-бы братская могила. Была идея телегу поставить и потом оптом всех свезти, но решили, что не по-человечески как-то выйдет.
– Как будто в концлагере получится, – вспомнил документальную военную хронику Лиса, – А так я руками их в тачку – и свожу потихоньку.
Идя обратно, они зашли в столовую пообедать. Есть совсем не хотелось. А выпить – наоборот. Взяли по компоту и четыре пирога с ливером. Гриша, прекрасно понимая, о чем думает Лиса, сказал:
– Не гляди так. После смены выпьем немного – помянем. Сейчас не будем – сам знаешь, в штопор опять войдем – вся работа насмарку. И комбайна тогда тебе не видать, будущий передовик.
Тут к ним Пашка подсел тоже с компотом. Хотя, вообще-то он обычно дома обедал – экономил.
– Дядь Гриш, черепа видел?
– Видел, понятно. Вот, решали, что с ними делать.
– И что?
Лиса пересказал Пашке.
– Дядь Петь, вы же с плотниками – работы – море! А я все равно половину времени ничего не делаю, давайте я на тачке.
– А отец разрешит?
– Так что… Я ведь хорошее дело буду делать.
– Ты все-таки съезди, спроси.
– Съезжу, а вы идите быстрее, а то хоронить нечего будет. Там пацаны уже головой в футбол играют.
Кот с Лисой поспешили к начатой канаве. Действительно, четверо пацанов, встав в круг перепинывали друг к другу коричневую черепушку. Она летала, выписывая черными провалами глазниц спиральные узоры, мягко стукаясь о траву и кеды – нижней челюсти уже не было.
– Ах вы сволочи, – заорал Лиса и, сжав кулаки, направился к пацанам.
– Погоди, – ухватил его за спецовку Гриша, которому внезапно пришла мысль, что от страха парни только замкнутся, убегут, а потом сделают тоже самое или еще чего похлеще. Пацанов этих он, конечно же, знал.
– Парни, стойте! Идите сюда, не бойтесь. Петь иди к плотникам, я сам разберусь.
Гриша направился в тень колокольни и сел на травянистый склон.
– Садитесь, пацаны.
Те с недоверием расселись. В глазах пацанов угадывалась моментальная готовность рвануть с места. Посидели, помолчали. Выражение их лиц сменилось – теперь от них веяло скукой и немного презрением. Сашка – заводила смачно сплюнул:
– Че хотели? Давайте быстрее, нам ехать надо.
– Погодите маленько. Никуда ваша речка не денется. Вот смотрите, тут, видимо было когда-то кладбище. А деревня раньше стояла вон на том на холме. Потом она полностью сгорела и образовалось село. Знаете, чем село от деревни отличается?
– И чем? – с вызовом спросил Сашка.
– В селе есть церковь и люди из близлежащих деревень ходят туда на службу. Сейчас бы сказали – село – это административный центр. Так вот, больше двухсот лет назад, когда деревня сгорела, жители приняли решение о переносе ее с места гари – не захотели снова на гиблом холме снова строится. А до ближайшей церкви ходить было далеко, к тому же в округе образовалось множество деревень. Поэтому приняли решение строить одновременно и каменную церковь и село вокруг нее.
– Зачем вообще эти церкви? Бога нет.
– Вот ты, Лешка, в горн дудишь? Клятву пионерскую учишь? Старухам дрова колоть и складывать помогаешь? Металлолом тот же… Людям всегда нужно что-то не для себя. Не для желудка, а для души. И собраться вместе тоже надо. А когда целый день в поле, разве соберешься? Дядьев или, наоборот, племянников повидаешь? Вот народ в церкви и собирался. Молились: просили прощения, просили чудес.
– Че прощения то просить? У кого? Вот пнул я Сереге невзначай, так и попрошу у него.
– А вот, Лешка, подумал ты плохо о Сереге. Плохо и несправедливо. Понял, что зря. Побежишь ты к нему, прости, мол, Серега, хоть ничего и не было?
– Не побегу. Не было ведь ничего. Да и он скажет – дурак какой-то.
– Для Сереги не было, а для тебя – было. И вот, ты и просишь сам у себя прощения – Лешка, прости меня, дурака… Несподручно как-то. И уж точно, по-идиотски.
Ребята засмеялись, взгляды их потеплели.
– Вот и просили прощения у Бога – так сказать, высшей силы.
Гриша решил, что хватит, надо теперь про другое, чтоб пацанам интересно было.
– Так вот, выстроили на пожертвования церковь самую большую в округе, с самой высокой отдельной колокольней. Знаете, сколько ее высота сейчас?
– Знаем, 37 метров, на географии нивелиром меряли, – отличился молчаливый Степан.
– А, представьте, был еще один ярус, да купол с крестом – 50 метров с гаком! А вот тут, где глыбы кирпичные здоровые, была церковь.
– Мы помним, уже большие были, как ее бульдозерами растаскивали. И верхний ярус – тоже, – сказал за всех Сашка, – Тогда весь поселок тут стоял, смотрел. Паца, помните, как Никанориха бегала и орала: «Ироды окаянные, креста на вас нету»?
– Да… точняк… ага, – загомонили пацаны.
– А для чего ломали–то? – спросил Лешка.
– На кирпич для строительства фермы.
– И че, много кирпича набрали? Вон, глыбы то – целые.
– Не знаю, – соврал Гриша.
Не приятна была ему эта щекотливая тема. Он тогда отказался в этом разгроме участвовать, даже с Никандром поссорился крупно. Гена Кривошеин бригаду сколачивал. Кроме него пошли туда разные сомнительные личности – Гена пообещал крупную проставу. Кирпича после вообще не набрали. Попытались глыбы на отдельные кирпичи делить – не тут-то было. Раствор, замешанный на яичном желтке держал так, что удавалось откалывать только маленькие куски. Так и лежит теперь грудами вся церковь, березками и осинами зарастает. Гриша прекрасно понимал, что председатель был тут тоже подневольным, а идея с кирпичом – только лишь прикрытие. Плевать райкому было на тот кирпич.
– Так вот, когда я был пацаном, мы с друзьями лазили в подземный ход.
– Дядь Гриш, расскажи! – пацаны придвинулись поближе, глаза их заблестели. Какому парню в 14 лет не мерещатся подземные клады, тайные проходы, секретные землянки…
– Церковь уже заброшенной была. Мы часто лазили тут везде. С колокольни – вид – закачаешься! В самой церкви был подвал. Вообще-то он нижним храмом называется. Там от иконостаса еще что-то оставалось.
– А что такое иконостас? –спросил непоседливый Серега.
– На нем иконы устанавливают. За ним – алтарь.
– А алтарь что такое? – не унимался Серега.
– Ну… восточная стена церкви в общем.
– А вы, дядя Гриша, откуда все это знаете? – подозрительно сощурился Степан.
– Да так. Что-то читал, что-то от бабки слышал.
– Да цыц вы! Рассказывай, дядь Гриш, – прервал любопытствующих Сашка.
– Так вот. У самого алтаря пол – деревянный, мы в «ножички» играли и в нем люк неприметный нашли – нож в щель попал. Ножами подцепили – открыли. Под люком – ступени каменные вниз. Там темно, понятно. Мы факел из пакли сделали. Сбегали в мастерские, в соляру макнули. Вернулись – зажгли. Спустились, уткнулись в дверь низенькую. Подергали – открыть не смогли. Думаем, точно, клад там найдем. А поздно уже было, люк обратно закрыли, чтобы больше никто не нашел. Поклялись на крови, что молчать будем и домой пошли. На следующий день принесли лом, топор, дверь открыли. Повезло, что она не на замке была, просто разбухла. Дверь дубовая, если бы заперта была, не смогли бы пройти. За дверью – туннель кирпичный сводчатый – метра полтора высотой и метр шириной. Идем с факелом по тоннелю – он полукругом вправо забирает все время. Смекнули, что в сторону кладбища поворачивает.
У пацанов глаза округлились, даже скептичный Сашка наклонился к Коту поближе. Гриша продолжал.
– Страшно, землей пахнет и еще чем-то, влажно и холодно, соляра коптит, на стенах и под ногами – вода местами. «А-а-а, мертвец», – Федька заорал. Я присел – сердце к горлу подскочило, колотится, как ненормальное. Оказалось, нет никого. Он, дурак, чтобы свой страх заглушить, нас решил напугать. Потом проход выровнялся, Федька заканючил: «Давайте вернемся, далеко уже». А мы дышим часто, потом покрылись – это недостаток кислорода, значит. Де еще факел воняет и кислород жжет. Я первый, с факелом шел, смотрю – потолок впереди осел, кирпичи торчат в разные стороны – как вихры Лешкины…
Все посмотрели на Леху, а он, полушепотом:
– Дальше, дядь Гриш!
– Подошли почти вплотную и стали решать, идти дальше или нет – проползти можно было. Стоим – один – идти, другой – не надо. Рядимся, в общем. И страшно и клад найти охота. Тут как-то потихоньку кирпичи смещаться начали, а потом – разом – б-в-ухх – сгрохотало, ветер дунул, факел потух… Стоим, жмемся друг к другу, кто-то (я, наверное) захныкал… Спички кое-как нашли – зажгли снова – перед нами – завал! Все, нет прохода… Тут уж мы не рядясь – почти бегом обратно. Выскочили из люка – в церкви хоть и полумрак, а светло – глаз режет. А воздух какой! Мне показалось, вечность в том ходе провели. «Мужики», – говорю, – «А представьте, если б мы полезли дальше… Никто никогда нас бы не нашел, если еще и выход завален. Так бы и померли от голода. А может, задохнулись… Или завалило бы…» «Да хватит уже, я ж говорил – не ходить», – заныл тогда Федька…
– И что потом, лазили туда еще? – спросил Лешка.
– Знаешь, недалеко лазили. Прятали там что-то.
– Ну вы дураки… Я б больше ни за что не полез, – резюмировал Гришин идиотизм Серега.
– А почему ход то засыпало? – допытывался Лешка.
– Вон, видишь дорогу? Ее тогда и строили. Может, из-за этого, может, просто срок пришел. Мы, когда из церкви вышли, смотрим – на дороге – яма образовалась. Яму засыпали в тот же день. Мы ничего так и не рассказали никому.
– Да-а-а. Повезло вам, – подытожил Степан.
– Я думаю, нас тогда Бог остановил, которого нет. Обычно мы никогда не спорили, все бежали, сломя голову, если кто-то что-то предлагал – выпендривались, как вы, друг перед другом. А тут встали…
– Так ничего не было в ходу том? А то я слыхал, что Кот клад под церковью нашел в молодости… Ой, дядь Гриш, извините.
– Ничего, Сань, не было. Брешут все.
– Ладно, паца, погнали на реку!
– Парни, погодите еще минуту. Саш, вы же бабушку весной похоронили?
– Ну да… – вздохнул Саня.
– А вот представь, что головой твоей бабы Веры в футбол играют. Что бы делать стал?
– Убил бы гадов.
– А сам ее головой стал бы играть?
– Да… да ты… Да вы что? – захлебывался в возмущении Саня.
– Так и это ведь чья-то бабушка. Или дедушка…
Пацаны опустили молча головы. У Сани на глаза наползли слезы, он отворачивался. Тут подошел уже с тачкой и в перчатках Пашка.
– Здорово, пацаны!
– Привет, – нестройно промычали недавние футболисты.
– Что у вас тут, чего носы повесили?
– Да нормально все. Ладно, ребята, работать надо. Паш, я сейчас на тракторе к кладбищу, во-о-он около той березы яму выкопаю, а ты давай, подкатывай туда с грузом. Отец то не против?
– Нет, что вы. Нормально все.
– Ладно, ребят, бывайте, увидимся еще, – Гриша поднялся и пошел заводить трактор.
Уже расставив лапы экскаватора на месте будущей братской могилы, Гриша увидел, что около тачки копошится не один человек, а пятеро. В этот день они захоронили останки шести человек, если считать по черепам. Понятно, что грунт никто не просеивал и хоронили подряд, что попадалось. А всего в братскую могилу за три последующих дня легли двадцать семь человек. На четвертый день останки попадаться перестали – Гриша, копая, отдалился от колокольни метров на пятьдесят.
На закате того же дня на краю могилы Петя поднял стакан:
– Пусть новая земля им будет пухом. Если со старой не получилось.
Пень, Кот и Лиса выпили разлитую в три стакана поллитру, Петя продолжил:
– Я крест вырежу к зиме, а ты Кот, оградку давай, налаживайся.
– Куда б я без тебя, такого умного… Гоша поможет…
Вечером Гриша сидел за ужином какой-то сильно задумчивый.
– Чего прибитый такой? – подозрительно прищурилась Полина.
– Да вот, Поля, думаю, может попросить детей, чтобы кремировали меня, когда дуба дам?
– О чем это ты? Ни с того ни с сего?
Гриша попытался начать рассказ, поведать своей Полюшке о сегодняшнем дне, о старом кладбище, о пацанах, о братской могиле… Но ничего у него не получалось. Не мог он собраться, начать. Так много всего на фоне щемящей тоски в сердце и вакуума в башке.
– Потом расскажу. Лин, я на веранду, утром устряпаюсь.
– Ладно… Давай. Странный ты какой-то.