Как и все мальчишки восьмидесятых (да и вообще вся пацанва с той поры, как были изобретены и вошли в обиход селитра, порох и другие химические соединения), мы любили что-нибудь взорвать, чем-нибудь грохнуть и постоянно это делали. Чемпионом в этой области по сей день, в моем восприятии мира, остается трехлетний на время свершения «теракта» брат подруги по студенческому клубу института, который в унитазе городской квартиры взорвал динамитную шашку, вытащенную из беспечно оставленного открытым сейфа отца-охотника. Последствия взрыва были и масштабны и плачевны: перепуганные насмерть бабушка и соседи, находившиеся не на работе в то утро; вдребезги разлетевшийся и разворотивший весь недавний ремонт туалета унитаз; затопленные водой и экскрементами пол квартиры и соседи снизу… В общем, глобально. Мы, в сравнении с ним были мелкой шпаной.

Греясь после купания на пруду у костра из старых автомобильных покрышек, которые валяются до сих пор практически везде (надо отметить, что при долгом стоянии около такого костра мы покрывались слоем черной сажи и от наших волос немилосердно воняло жженой резиной), мы, еще первоклассники, подражая старшим, обнаружили, что если в костер бросить кусок шифера, то он через некоторое время взрывается. Стоит приличный грохот, головешки, куски резины летят из костра в разные стороны, а если несколько кусков бросить, то образуется небольшая канонада. Серьезных травм в этих случаях я не припоминаю, но ожоги от горящих разлетающихся частей костра случались достаточно часто, особенно, когда кто-нибудь подкладывал шифер «в тихую», а потом уже вокруг костра собирался кружок, состоящий из любителей весеннего купания, трясущихся, с синими губами, в чумазых от глины, сырых трусах.

Почти в этом же возрасте и достаточно долго (вплоть до «женихов») все пацаны села бабахали «пугачами». Это медная бесшовная трубка, загнутая с одного конца и сплющенная после места сгиба молотком. В трубку заливался расплавленный свинец, еще лучше — олово (его достать было труднее), немного, на самое дно, в качестве упора для бойка (гнутый гвоздь). Гвоздь этот соединяли с трубкой кольцом резины, отрезанным от велосипедной камеры. В трубку о ее край соскабливалась селитра от спичек, круговыми движениями гвоздя она размельчалась, потом надевалась резина, гвоздь вытягивался и стопорился за счет наклона. При ударе гвоздем о что-либо (хоть бы и о каблук сапога) происходил изрядный грохот, сила которого зависела от качества пугача и количества соскобленных спичек. Хороший пугач бабахал с четверти спичечной головки. Пацаны из соседней деревни были ленивей и вместо свинца набивали трубку фольгой — такой пугач давал много осечек. Трубки мы искали на колхозном кладбище техники, или в «СХТ» (завод нестандартного оборудования), или вообще спиливали с тракторов (за что мне, хоть сделал такую пакость один раз, и тогда стыдно было, и сейчас не меньше). Поймал бы себя — и по заднице, чтоб сидеть мешала неделю. Но в компаниях и не такие пакости творятся, видать, бесам легче толпой управлять. Источник свинца — старые аккумуляторы, которых тогда у колхозных мастерских немеряно валялось.

От пугачей травмы были уже серьезнее, чем от шифера. Ефрем не разглядел шва на трубке, хотя мы твердили ему, что бесшовной трубки на холодильниках не бывает, и пугач при взрыве разворотило, поранив изрядно ладонь. После этого мы стали от греха подальше заматывать пугачи изолентой, а я так вообще стащил дома для себя и для Лехи только тогда появившуюся белую ленту-фум. Соображал при этом так: если она хорошо держит давление в трубах, то и разрыв пугача, предотвратит или смягчит (хорошо, что реальных случаев не произошло и надежность такой «контрацепции» мы знаем только в теории). Как вы заметили, для того, чтобы сделать пугач, необходимы были многие умения и знания различных технологических процессов — от работы напильником до литья. А для того, чтобы им «бабахать» — изрядная доля смелости, хотя тогда это считалось само собой разумеющимся, никто и не задумывался, несмотря на то, что руки наши, пропахшие продуктами горения селитры, родители тщательно изучали (но мы ж тоже не идиоты, не менее тщательно отмывали их пред приходом домой). Вот так ситуация и социальное окружение определяют поведение индивидуума — сейчас все были б в полуобмороке, а в войну сказали бы: и что такого?

Был еще карбид — ингредиент, необходимый для осуществления газовой сварки — похожие на слежавшуюся известь серовато-белые камушки. Если плюнуть на него, и он шипит — это то, что надо, почти предел мечтаний. Искали его все и, если находили, случался какой-то праздник ба-баха! Шатаемся мы, значит, около колхозных мастерских (много полезных вещей там можно было отыскать) и видим: понес сварщик высыпать что-то в большом ведре. Как ушел, мы к куче. Ура, есть карбид, немного, но есть! А в это время Шелуха — в мастерскую и полмешка там, пока не было никого, спер. Тихо, как-то незаметно вышел, мы не видели — сильно радовались, в куче копаясь. Приходим с добычей, довольные, к лесочку, а Шелуха сияет, как медный гривенник, и, когда мы увидали, сколько у него добра, приуныли разом. Вот интересно, почему? Вместе ведь взрывать-то! А зависть проклятая и чувство, что проиграли в этом маленьком соревновании, покоя не дают. Достаем банки из-под «Дихлофоса» — и давай бабахать!!! Процесс прост донельзя (в отличие от изготовления пугача или «поджиги»). У банки, там, где сопло-распылитель, снимается плоскогубцами верхняя часть, в дне пробивается молотком и гвоздем отверстие. Бросил карбида кусочек в эту банку, плюнул, потряс, к отверстию снизу поднес спичку — «ба-бах»! Можно карбид смешать с травой и воды немного добавить, тогда будет «БА-БАХ»!

Шелуха со своим богатством мается, да и мы вместе с ним. Спрятали мешок, пошли думать. Набрели на большой бидон от доильного аппарата — литров двадцать, что ли? Эврика!!! В мастерских попросили лом на время (соврали там что-то про острую необходимость), долго стучали с размаха по дну, пока дыру не пробили, крышку от бидона этим же ломом сбили — и обратно, к лесочку, примерно полкилометра, с глаз подальше. Смешали добрые пять горстей карбида с травой в бидоне, воды добавили, на кирпичи поставили, снизу факел на длинной ветке Шелуха поднес (его карбид все-таки)… Ка-а-ак дало!!! Грохот стоял такой на всю округу, что потом мы слышали, как взрослые обсуждали на полном серьезе, что новый карьер открыли и взрывные работы начали. Бидон, нам показалось, подлетел, как ракета, на километр. Ладно, вру, но выше сосен точно. В общем, стоим, в ушах — звон, орем, а не слышим друг друга. Перепугались настолько, что мешок закопали «на будущее» и под огромным грузом впечатлений пошли по домам на ужин — как раз стемнело. Потом еще раз или два собирались и бабахали, но не глобально, без масштаба (видимо, хоть какое-то чувство опасности было), да и когда дефицита нет — не интересно, не значимо. Шелуха потом, с другой компанией, целую бочку в космос запустил, как нам сказал. Запросто и соврать мог.

Авдей спер у отца охотничьи патроны и, пока он хвалился не один день, Леха тоже у отца выкрал патроны от пистолета (не знаю, зачем и откуда они взялись в каком-то укромном месте, но от пацанов укромных мест не бывает). Взяли мы и те, и другие и пошли в лес, в сторону «освещенки» — зимой лыжная трасса с фонарями раньше была (теперь, в эпоху энергосберегающих ламп, два фонаря на все огромное село). Осень стоит глубокая, мокрая, темнеет быстро, надо все успеть, а то в темноте в лесу или в болото встрянешь или ударишься о дерево какое. Патроны — в карманах, воображение разные сцены героизма рисует: падаем, от пуль уворачиваемся, перекатываясь через спину, как «неуловимые мстители» — красота… Костер разожгли и давай патроны туда бросать, сначала с опаской, по одному. Грохота, и того не так много, и все, собственно. С шифером и то прикольнее, решили мы. Но всем наврали, как прятались за деревьями от пуль, которые буквально впивались в сосны и елки, расщепляя их… Потом уже, делая «поджиги» (фактически, огнестрельное оружие, помните, в фильме «Брат-2»?), мы поняли, что пуля без ствола никуда не полетит — разлетится с гильзой на небольшое расстояние в соответствии с законом сохранения импульса, золу в костре немного раскидает, и все. Зря только Авдей ремня отцова в очередной раз отведал. А Леху так и не поймали почему-то.

А вот перед вами Вася-очко — интереснейший персонаж (как вы поняли, этот рассказ назван по имени его). Вася был на три года старше нас и носил очки, замотанные изолентой в трех местах, с толстыми линзами (в четвертом классе я сам сделался очкариком и знал в очках толк) для корректировки дальнозоркости или еще какого астигматизма. В этих толстых линзах глаза его были величиной с чайные блюдца, и пословица «у кого четыре глаза, тот похож на водолаза», была точно про него автором придумана. Был он тощим, как, впрочем, все мы в разной степени (не было среди нас — парней моего возраста нашей необъятной страны, независимо от географии — ни толстозадых, ни полных. Это были лишь единичные случаи каких-нибудь болезней. Был лопоухим донельзя, высоким и конопатым, нестриженным и неухоженным брюнетом. Компания одноклассников его, понятно, отторгала. Чего у нас было в избытке, так это жестокого коллективизма, «совка», и мало кто мог противиться этому, в основном все пристраивались как-то. Так все стаи отвергают сильно непохожих и не соблюдающих стайный дресс-код. И он с покровительственным видом тусил среди малышни то в одной компании, то в другой. В те дни мы активно занимались изготовлением и апробированием бомбочек из целлулоида (пластмасса, которая может тлеть, давая дым без доступа кислорода), про это мы от кого-то из старших услышали случайно в школьном туалете еще весной. Для производства такой бомбочки нужно всего ничего: маленький пузырек с винтовой крышкой от лекарств (настойка боярышника, например, тогда мы еще не знали, что ее можно пить) и какая-нибудь кукла-неваляшка.

Подготовились мы (Леха, Гриша-сопля и я) основательно: набрали в домашних аптечках около десяти бутылочек и принесли по одной неваляшке — у всех были младшие сестры, видимо, мы их «раскулачили», хотя им по возрасту уже тоже не нужны эти куклы были. Расколотили неваляшек на мелкие части, грузы из них спрятали (на закидушки пригодятся или еще куда-нибудь). Вещь на вид очень заманчивая, выбросить жалко, как любой продукт человеческого труда, хотя, по правде, бесполезная. Затолкали неваляшечную крошку в бутылочки и погнали на великах на Зониху — там окопы от масштабных учений Мелитопольской дивизии остались. Будем, значит, фашистов воображаемых взрывать. Только в окопе расположились, подкатывает на своем скрипучем, издали слышимом велике Вася-очко. С умным и превосходящим нас во всем видом глаголет:

— Че делаете, салабоны?

— Бомбы взрываем.

— Покажте, — требует, протягивая тощую, грязную руку.

Протягиваем ему пузырек, он берет, смотрит, поднеся к самому носу, глаза его инопланетные в кучу собираются при этом, выносит, свысока смотря на нас, вердикт:

— Не взорвется.

— Посмотрим, — говорю.

Поджигаю, закручиваю крышку, как учили, бросаю — и все прячемся в окоп. Под кочкой, куда бросили пузырек — тишина. Мы с опаской высовываемся из окопа, Вася ржет, как конь:

— Что я вам, соплякам, говорил, блин!

Идет туда развязной, уверенной походкой, нагибается, приседает, а в это время давление в бутылочке достигает критического максимума. Как-то не предупредили нас, что может не сразу бабахнуть — зависит от толщины стекла, количества и качества целлулоида, плотности закручивания крышки. И она разрывается с очень приличным грохотом, Вася с корточек опрокидывается на спину и не встает обратно… Мы — «на измене»: убило Васю! Подходим с опаской, он медленно садится — во лбу торчит маленькое горлышко от пузырька, одно очко в трещинах все, другое — с большой дырой. Как без глаз не остался?! Проводит грязной рукой по лбу, сшибает стекляшку, из раны активно начинает капать кровь. Молча сидит, переваривает ситуацию, и мы молчим. Кто-то дает ему сорванный рядом подорожник. Вася, стараясь перед салагами держать лицо — и в прямом и в переносном смысле — без слез (только гримасы корчит — сдержать их пытается), садится на велосипед и, петляя, наверное, от шока и оттого, что без очков ни черта не видит, уезжает, прижимая рукой подорожник ко лбу и капая кровью с согнутого локтя.

Примечательно то, что мы уже через пять минут (жажда приключений сильнее страха и печали) взрывали по одной оставшиеся гранаты. Фашистов положили в тот день немеряно! А когда ехали домой, до колик в животе хохотали над Васей, вспоминая, с каким деловым видом он пошел к бомбочке и склонился над ней, идиот. Если кто-то думает, что такая тяга к пиротехнике бывает только у маленьких особей мужского пола, то он ошибается — стоит посмотреть, сколько горячих точек на нашей планете. И, к тому же, будучи на пятом курсе института, мы с другом Ваней проделали примерно то же самое, выбросив из окна пятого этажа такой же пузырек. А вот он взорвался почти сразу, не успев отлететь, разбил Ивану очки и повредил осколком лоб.

Позже мы взрывали смесь дюралевых опилок с марганцовкой, стреляли из «поджиг» (Шелухе руку чуть не оторвало), но пред моим внутренним взором, когда я думаю о разных взрывах и «бабахах», всегда всплывает такая картинка: сидит Вася-очко на заднице, рукой убирает стекляшку-горлышко, и кровь начинает быстро сочиться по его грязному лицу. Видимо, тогда я понял, насколько близка смерть к нам в каждый момент нашей жизни.